Music: Evanescence — Lacrimosa

Конец августа, за несколько дней до первого сентября. 1995 год
- Тори? – Саманта приоткрывает дверь кабинета, и Астория вскидывает голову. – Ты работаешь над чем-нибудь?
- Нет, - отзывается Гринграсс. Саманта не любит, когда её зовут «мама», но по имени Астории отчего-то трудно её называть. Поэтому она старательно избегает обращений.
- Но ты пропустила обед…
- Ни за что не поверю, что ты поднялась на третий этаж, чтобы спросить, почему я не пошла обедать, – хмыкает Тори и выпрямляет спину под укоризненным взглядом матери – опять забыла, что нужно держать осанку. – С этим и домовые эльфы справятся…
- Я подумала, я должна сама сказать тебе… - Саманта Гринграсс, словно оправдываясь, нахмурила аккуратный носик, точно так же, как это делали и ее дочери. – Фабиус умер… представляешь, съел что-то и вдруг упал лицом на стол. И не дышит.
Гринграсс слышит эти слова не впервые. В прошлый раз Саманта сказала ей и Дафне, когда те приехали на Рождественские каникулы: «Девочки, я должна вам кое-что сообщить… Клавдий сегодня умер. Представляете, выпил что-то и вдруг упал лицом на стол. И не дышит. Я распорядилась, чтобы эльфы приготовили вам чёрную одежду».
- Мне обязательно присутствовать там? – прозорливо спрашивает Гринграсс.
Доиграешься ведь когда-нибудь, мама.
- Да, - Саманта абсолютно спокойна; если верить, что Агиса она не убивала, то Фабиус – её шестая жертва. Саманта привыкла. – Но если хочешь, я займусь твоим костюмом.
- Не надо, - Астория привыкла к утомительным обязанностям юной аристократки. К тому же хлопоты отвлекут ее от мыслей о…
- Тогда я распоряжусь о чёрной одежде, - решает Саманта. Ей идёт чёрный цвет. «Не потому ли, - думает Тори, сдерживая неуместную улыбку, - она их всех травит? Чтобы выигрышно смотреться в траурном платье…»
Впрочем, Ри всё равно. Ей одинаково идёт как чёрное, так и яркие цвета. И седьмого [любовника] компаньона матери Астории не жаль – сам нанялся на работу к женщине, у которой умерло уже шесть помощников, сам и расхлёбывай. В буквальном смысле слова.
- Мне нужно будет остаться дома на несколько лишних дней, - предупреждает Астория, пока профиль Саманты не исчез за массивной дубовой дверью.
- Надолго?
Тори медлит секунду, думая, и спокойно говорит:
- Дня три, не больше. Позаботься о письме директору.

* * *

В последние три дня девушка была не похожа сама на себя – почти ничего не ела, спала несколько часов в сутки, была тиха и задумчива. Бродила, словно приведение, по дому, изредка отдавала некоторые приказания эльфу, с которого была взята клятва молчать, кто бы что у него не выспрашивал, но чаще всего сидела, заперевшись в своей комнате. Сестре было не до нее, а уж матери тем более – для нее похороны были одним из любимых развлечений.
Фабиус был замкнут и тих; его единственными друзьями были книги, единственной любовью – Саманта. На похороны пришло много человек, но никому на самом деле не было дела до трупа, лежавшего в гробу. У Фабиуса умиротворённая улыбка, такая спокойная, какой никогда не было при жизни, но в глазах – безграничное удивление.
Так ли я сама буду смотреться, когда и мне придёт черёд ложиться в землю?
Отец и Люциус Малфой негромко переговаривались с Теренсом Паркинсоном о какой-то сделке, пока гроб опускали в могилу;  Дебора Нотт, Агата Паркинсон и Нарцисса Малфой утешали безутешную Саманту, прижимающую к сухим глазам надушенный платочек. Драко откровенно зевал – он не любит рано вставать; у него хватает приличия прикрывать зевок ладонью, но этим, разумеется, никого не обмануть. Астория гадала, есть ли сегодня на этом кладбище кто-нибудь живой, кто не знает, отчего и почему умер Фабиус, чью фамилию она уже успела позабыть.
Можно, конечно, посмотреть на надгробную плиту и прочесть, но Тори не до того.
Черное платье ниже калена, с объемным воротником, защищающим от ветра – погода стояла не по летнему холодная – неимоверно раздражало, высокие каблуки туфель проваливались в рыхлую землю. Тори стояла рядом со стулом матери, которая, рыдая, казалось, немного переигрывала, и старалась дышать как можно глубже, чтобы не потерять сознание. Последние несколько дней, прожитых в условиях, едва ли способствующих нормальному самочувствию, начали приносить свои темные плоды – девушка еле держалась на ногах, казалось, что ее может унести легчайший порыв ветра, под глазами залегли темные круги, сами глаза потемнели и приобрели темно-синий цвет.
Увы, глубокое дыхание не сильно помогло – девушка почувствовала, что перед глазами начинают плыть темные круги. Чуть обернувшись, кончиками пальцев она притронулась к руке Малфоя, стоявшего за ее спиной, изо всех сил стараясь при этом не упасть. Драко, увидев состояние и поняв все без слов, отчего-то отключил свой привычные сарказм, взял девушку под руку и вместе они отправились в сторону выхода с кладбища.
Неужели я действительно так плохо выгляжу? Ну что, Гринграсс, докатилась, поздравляю.
Как только они вышли за железную ограду и подошли к домику сторожа, в котором находился рабочий камин, аристократ подхватил совсем обессилившую девушку на руки и, войдя в дом, вместе со своей будущей супругой отправился в Малфой-мэнор. Гринграсс закрыла глаза, из которых лились горькие слезы усталости.

21 января, 1978 год. Утро, общая гостиная Слизерина.

Астория Гринграсс сидела в гостиной, где с наступлением холодов появилось два дополнительных камина. Часто она отсаживалась в дальнее кресло и забивалась в него с ногами. Никто, как правило, не догадывался заглянуть в развёрнутое к гостиной спиной кресло и потому поиски зачастую оканчивались неудачами. Там Тори читала, если выдавалось свободное время. Сейчас же она, вытянув затекшие за ночь ноги, сидела с хмурым лицом, держа на коленях потрепанную до невероятного состояния кожаную записную книжку.
Ох Мерлин, Гринрасс, мало того, что тебе ни с того, ни с сего по ночам снятся кошмары, так ты теперь еще и, словно какая-нибудь райвенкловка, будешь спать в креслах… позор тебе, аристократка недоделанная.
Опустив взгляд, девушка взглянула на причину столь вопиющего безобразия, и порадовалась, что декан, возымевший привычку каждую ночь проверять, не нарушает ли кто дисциплину [видимо, мыть котлы было совсем некому], сегодня решил остаться в своей комнате. Иначе, Гринграсс пришлось бы отчитываться не только за безобидный сон в кресле, но и за то, почему книга из Запретной секции оказалась у пятикурсницы в руках, да еще и какая книга! Дневник самого Салазара Слизерина – та самая злощастная причина - чудом сохранившийся и вполне читаемый несмотря на внушительный возраст и хранивший в себе огромное количество самых страшных заклинаний и смелых идей. Тори открыла заботливо заложенную страницу и вновь углубилась в чтение.
«…маги, нашедшие эти медальоны, по возможностям своим смогли бы приблизиться к Богу, или кто там управляет нами. Уверен, многие будут пытаться найти их, соблазненные идеей подобного могущества, но нельзя допустить, чтобы хотя бы один из четырех медальонов попал не в те руки. Артефакты хоть и хорошо замаскированы, но защита их минимальна – старый осел Гриффиндор твердо уверен, что никто никогда не будет подозревать, что столь ценные вещи превращены в обычные… и спрятаны в одном из подземелий замка.»
Девушка потерла глаза, почти слезящиеся от необходимости разбирать полустершийся почерк и разочарованно вздохнула – предмет, в который был трансформированы четыре знаменитых медальона Основателей, был тщательно стерт с бумаги временем. Или же самим владельцем дневника – этого девушка даже предположить не могла.
Собравшись было уже подняться и отправиться к себе, чтобы переодеться, девушка услышала чьи-то голоса, а еще через мгновение в гостиную зашла и сама обладательница одного из этих голосов. Светловолосая француженка почти прошла мимо, но внезапно ее остановил голос Гринграсс:
- Госпожа ДеЛер, не проходите мимо, - Тори усмехнулась, и встала с кресла, чуть поморщившись – затекшую поясницу кололи тысячи маленьких иголочек. Астория присела на ручку своего излюбленного кресла и, зевнув в ладошку, вновь потерла глаза. – Который час? Я, кажется, совсем потеряла счет времени – вот она, сила литературы.
Фыркнув, девушка кинула записную книжку на журнальный столик. Право слово, зачем мне вообще нужно было  читать эти сказки о медальонах, да еще и напрягать из-за этого отличника с седьмого курса, который поуши в меня влюблен? Теперь ведь не отвяжется, черт…
Впрочем, медальоны все никак не отпускали внимание и мысли юной слизеринки, и потому она обратилась к своей подруге.
- Кстати, Ло, ты что-нибудь слышала о медальонах Основателей? Это жизненно важно.

Отредактировано Astoria Greengrass (2010-06-17 17:32:38)

Один. Два. Три...
Вездесущая Макгонагалл, освежающий ледяной душ в компании с жуткими щупальцами и стерва-француженка - это слишком. Даже если растянуть удовольствие на неделю. Смысл говорить об одном вечере?
...Семь. Восемь.
Ах, да. И приправить все чокнутой Лестрейндж и раздраженным видом Люпина-младшего, пожалуйста. Ну почему вокруг так и витает не высказанная вслух фраза "Поттер, твоя вина"? Вообще, парень не раз замечал за преподавателями дурную такую привычку - чуть что случается, они сразу косятся на Джеймса. И этот раз - почему не удивился? - не исключение. Интересно, какие вначале версии были у Теда? Точно. Поттер обкурился,раздолбал туалеты на третьем этаже и в порыве эмоций назначил какой-то девице свидание в самом-романтическом-месте-под-луной. Там, видимо, поругался, утопил бедную француженку, предварительно натравив на нее моллюскообразное - парень мстительный, да... Потом вдруг резко передумал и кинулся ее же спасать. Как мило...
Девять, десять. 
Ступеньки кончились. Джеймс озадаченно замер на лестничном пролете, тупо уставившись под ноги. Кстати, о Люпине. У него ведь дежурство? Кажется, он что-то толкал про подземелья... Ночью? В компании с Тедди? Очаровательно!
Поттер резко развернулся и одим махом перескочил через перила - благо, лететь невысоко. Было откровенно плевать, услышит его кто-то или нет - Макгонагалл так и так вызовет его в свой кабинет уже на следующее утро. Страшнее пары вечерних отработок ей все равно не придумать. Знает же, что бессмысленно.
А вообще, если честно, то гулять по замку в последнее время было не ахти, как весело. Во-первых, Джеймс вынуждено обитал во времена своего дражайшего дедушки, и все вокруг немного... не так. Не было многих друзей - приходилось в аварийном режиме заводить новых. Просто обалдеть - когда вернется обратно, будет знать чуть не половину всех бабушек-дедушек своих друзей...
Ну а во-вторых, сам и замок стал как-то мрачней. Бред, конечно - с точки зрения освещения проблемы были прежними. Но от происходящих событий на душе было немного паршиво.
На реактивной скорости миновав холл, Поттер кинулся к проходу к подземельям. Если честно, местечко то еще. Сам факт того, что здесь обитали слизеринцы вызывал усмешку - бедняги, места больше не хватило... Все-таки, что бы там ни говорили, даже в его время межфакультетская вражда и не думала исчезать - хотя встречались и злостные нарушители традиций.
Перед развилкой Джеймс притормозил.
Ну, гений? Куда дальше?
Выход есть всегда. Продекламировав короткую считалку, Джей оптимистично повернул направо. Глазам предстал очередной коридор, абсолютно такой же, как и все предыдущие. Видимо, у Салазара был явный недостаток фантазии... хоть бы флажки развесил, гад. И как здесь слизеринцы ориентируются?!
В конце коридора мелькнула знакомая макушка.
- Те-е-ед? Я знаю, ты мне рад!
Наглость - твое второе счастье, Джимбо. Молодец.

— Так клёво не стареть. Мне нравится быть вечно красавчиком!
— Да уж, быть стапятидесятилетним тинэйджером всегда было пределом моих мечтаний. ©

- Нет, радость моя, твоя память тебе по ночам не изменяет.
Блондинка, вновь прикоснувшись кончиками тонких пальцев к кожаной обложке, притянула книжку к себе. Отчего-то мысли пускались в веселый пляс, а воображение рисовало приятные для Гринграсс картины, стоило ей представить, что медальон легендарного Слизерина оказался в ее руках. Слишком уж заманчивая умение – овладевать разумом других людей. Быть может таким образом она бы смогла решить некоторые проблемы, отвязаться от некоторых людей, просто-напросто внушив им, что она им не нужна. Ей даже не были интересны их грязные секретики, это было бы последним, для чего она бы использовала этот замечательный во всех отношениях артефакт. Астория просто хотела свободы.

Мы зализываем раны, заклеиваем пластырем следы от случайных хобби. Кто-то пьет таблетки, кто-то принимает наркотики, кто-то режет вены. Я каждый вечер пускаю себе пулю в висок. Рассыпаю сахар. По четным мы пьем кофе, извини. Лужи на улицах притягивают нас, мы погрязли в этой недо_весне.
Стаканы наполняются-опорожняются, вино становится универсальным кровезаменителем. Алкоголь по венам, счастье - по проводам. Жалимся-жалуемся-жаримся у старинных каминов, замерзаем под этим пустым небом, просим у него счастья. Пустота вокруг, только тени по переулкам.
Пустые мусорные баки, шелестящие газеты Косого переулка нашептывают блюз сегодняшнего дня... они смеются над нами. Глупые.  Мы  горим в этой жизни, растворяемся, оставляя после себя серый пепел. Серый с оттенком голубой крови.

Почему некоторые люди чисто физически не могут сидеть на месте, почему им так необходимо что-то делать, куда-то спешить, кого-то тормошить и подбивать бежать следом? Время бежит, мы бежим, и в конечном итоге, наконец однажды споткнувшись, мы понимаем, что давно бы следовало остановиться и хотя бы просто перевести дух. А еще лучше – провести вечер, укутавшись в плед, читая любимую книгу, подслащая ее чашкой горячего чая, ну или огневиски – кто как больше любит.  Гринграсс была одной из тех, кто, разгоняясь, не мог остановиться до тех пор, пока не возникало чувство, будто душа оторвалась от тела, будучи в обиде на хозяйку за то, что та никак не может успокоиться и остановиться. Тогда Тори по несколько дней ни с кем не разговаривает, сидит, заперевшись в своей комнате или же плотно закрывает полог своей кровати в слизеринской спальне, не позволяя пыльному, затхлому воздуху подземелья проникать в ее маленькое убежище. А бывает, она, как сейчас, делала все, чтобы не оставаться одной ни на минуту – слишком страшны были бы вырвавшиеся наружу эмоции. По своей разрушительной силе они похожи на Аваду, но на деле намного страшнее, потому лишь, что причиняют нестерпимую боль, но при этом не убивают в тот же миг. Они страшны не только для девушки, но и для людей, ее окружающих, ведь бушующую стихию унять очень сложно.

- Ты знаешь, что это за книжка? – Гринграсс подняла взгляд серо-голубых глаз на француженку, которая отрицательно кивнула головой в ответ, в уголках ее глаз залегли задумчивые, еле заметные морщинки. – Это дневник Слизерина, и в нем указано примерное расположение всех четырех кулонов, - девушка с легкой улыбкой наблюдала, с каким удивлением округлились глаза француженки, и кивнула в подтверждение своих слов. –  Я хочу, чтобы ты помогла мне с поисками. Что скажешь? Уверена, подобное приключение придется тебе по душе, да и мне нужен всего один медальон, остальные в случае успеха ты сможешь оставить себе.

Астория протянула дневник де Лер, сев обратно в свое любимое кресло и еле заметно зевая в ладошку – все таки время было позднее. Вот только никакой сон уже не мог заставить ведьму отложить поиски, да и две девушки, рыщущие по подземельям среди белого дня, выглядели бы слишком подозрительно. Слизеринцы, конечно, уважают чужие тайны, но слишком уж  у них сильна любовь к ехидству и сплетничеству. Притом, если вы до сих пор уверены, что сплетни – удел домохозяек и просто скучающих женщин, то будете сильно удивлены – в доме Змеи сплетничают все, даже мертвые.  В прочем,  они то как раз уже давно стали рекордсменами в этом деле, ибо приведениям более заняться нечем.
В Хогвардсе все имеет уши.